Дзержинский и дети
Умный человек держит в голове сразу несколько мыслей (учитывает несколько факторов). Неумный – хорошо, если одну.
Когда зимой 1920 года шеф ВЧК отдал приказ арестовать а качестве заложников жену Председателя Учредительного Собрания В. Чернова и троих его детей (двух 17-летних девочек-двойняшек и одну десятилетнюю), то в голове у него сидела гвоздем явно одна-единственная мысль, да и та оперативно-розыскная.
Мать и троих детей, вся вина которых заключалась в том, что они были родственниками находящегося в розыске лидера эсеров, не совершившего к тому же никакого преступления, кроме ведения Учредительного собрания, отправили в одиночную камеру внутренней тюрьмы ВЧК. Паек выдавали на троих, поскольку десятилетняя Ариадна не считалась арестованной, а потому обед ей не полагался. Вчетвером в одиночке они просидели больше месяца.
Кормили, как всех: суп из селедочных голов и гнилая капуста (правда, не всегда). Но и то: шла зима 1920 года.
В результате находившийся в подполье Чернов написал открытое письмо Ленину, в котором он высказал все, что думал о вожде большевиков.
Прознав о том, что главный чекист арестовал троих несовершеннолетних детей и держит их в качестве заложников, Ильич разбушевался и устроил железному Феликсу (с его железными мозгами) изрядную выволочку, напомнив, что если дело дойдет до заграницы, «имидж» головки большевиков, как минимум, не улучшится. К тому же Россию должна была вскоре посетить делегация английских тред-юнионов, относившихся к диктатуре пролетариата достаточно сдержанно.
В итоге девочек отпустили под ручательство и надзор большевички К. Дивильковской – жены старого большевика, сотрудника аппарата СНК А. Дивильковского (члена партии с 1898 года, наложившего на себя руки в 1934 году).
Жена же Чернова оставалась в тюрьме до осени 1924 года, когда всех четверых выслали из СССР.
Любопытна и реакция идейной коммунистки, видного деятеля Коминтерна А. Балабановой, охарактеризовавшего в своих мемуарах железного Феликса так: «Садист и наркоман».
А сам Феликс неоднократно жаловался товарищу Сталину, что Ильич не видит в нем политического деятеля.
